Боря вычертил и отдал.

Потом оказалось, что создан какой-то доселе невиданный газофлюсовый резак, который теперь пойдёт в эксплуатацию на все судостроительные заводы, а Борису Смирнову и Алексею Макарову за изобретение полагается премия. Явился корреспондент из многотиражки – очень симпатичная девчонка, между прочим, – и готово дело!

…Вот она, статья!

В статье расхваливают его, Бориса! Пишут, как он по-новому, по-коммунистически работает. А он не работает по-коммунистически, а только и думает, как дезертировать с трудового фронта!

Хорошо Сергею Ильичу – у него всё получается, не голова, а Дом Советов, как говорится. За что ни возьмётся, раз-раз и придумает. А остальным, таким, как Боря, что делать?..

Вот что. Нужно добиться, чтоб в многотиражке написали опровержение! Борис Смирнов никакого резака не изобретал, а изобрёл его начальник конструкторского бюро! Так по крайней мере честно.

Очень вдохновлённый мыслью про свою честность, Борис взбежал по чугунной лестнице на второй этаж. В КБ вовсю кипела работа – горели все лампы, слоями висел сизый папиросный дым, играло радио, словно никто на ночь и не уходил!

– Сергей Ильич, мне нужно с вами поговорить.

– Что ты, Боря? – Начальник собирал в тубус какие-то очередные «синьки». Он был в глухом синем свитере, надетом под пиджак, в белых бурках, на голове – овчинный треух, хотя в помещении не продохнуть от дыма, да и отопление жарило на полную.

– Мне правда нужно, – повторил Борис, глядя в пол.

– Я сейчас не могу говорить, Боря. Главный инженер всех собирает. Потом, потом.

– Сергей Ильич, я так не могу! Я, наверное, не гожусь для такой работы! Аппарат вы придумали, а написали, что я! А это не я! У меня не получается ничего! Я даже не могу…

– Боря, – перебил его Сергей Ильич, – ни у кого не получается сразу. И я тоже не могу! Но… могу! Подай мне вон ту папку! Ну, с завязками! Так. И пока мы будем совещаться, попробуй прикинуть, можно ли нержавейку варить автоматами, а не вручную.

Боря словно остолбенел. Как?! Опять задание?! Он же ещё ни с одним не справился! А с резаком так позорно провалился!

– У автоматов режима нету, чтоб нержавейку варить, – пробормотал он первое, что пришло в голову.

– Так вот я тебя и прошу прикинуть, как с этим быть, – сказал Сергей Ильич с досадой. Папка выпала у него из-под мышки, Борис поднял. – Ты головой пошурупь немного, Боря! Давай, давай, брат, некогда мне!..

По дороге к главному инженеру Сергей Ильич старался думать не о работе, а о Москве, чтоб немного просветлело в голове.

Но не светлело. Кажется, температура поднимается – знобит так, что аж зубы стучат. Да и московские его дела не решены, и совсем непонятно, как именно их решать, и вряд ли они проще, чем все сегодняшние заводские проблемы. Хорошо бы вырваться хоть денька на два, но где там!.. Кто его отпустит? Да он и сам ни за что не уедет в такое горячее время.

Сергей Ильич усмехнулся, задрал на лбу треух – при мысли о «горячем времени» ему вдруг стало невыносимо жарко.

Как там в песне поётся? «Прежде думай о Родине, а потом о себе», так, кажется?..

Начальник КБ думал не столько о Родине, сколько о ледоколе.

В эту минуту, когда его никто не мог видеть, Сергей Ильич готов был признаться себе, что постройка атомной махины, за которую взялись с таким энтузиазмом, – дело не то что сложное, а почти невыполнимое.

Взять хотя бы подъёмные краны!..

У всех заводских кранов грузоподъёмность шесть тонн, а стальные листы, из которых будут собираться секции, – по семь тонн каждый. И что делать? Устанавливать более мощные краны? На это уйдёт уйма времени, тонны бумаги, семь кругов бюрократического ада нужно преодолеть! Передать обработку крупногабаритных листовых деталей на другой завод? А как же честь адмиралтейцев, которым доверено такое важное дело? А как же трата государственных средств?! Ведь придётся возить металл и шаблоны сначала в одну сторону, а потом обратно на адмиралтейскую верфь! Это же какие деньги!

А страна только-только после войны отстроилась…

На каждом шагу – загвоздка. Никто в мире никогда не строил подобного корабля, и спросить не у кого, и поучиться негде. Приходится на ходу придумывать, за всё отвечать, брать на себя ответственность не только за своих ребят из КБ, но и за производство, а это ох как непросто…

Сергей Ильич вошёл к главному инженеру, когда уже все собрались и что-то бурно обсуждали – в кабинете пластами висел папиросный дым, от которого жёлтый свет лампочек казался синим, тулупы и полушубки горой возвышались на стульях, выставленных вдоль стены, на чёрной школьной доске начеркано мелом. Главный инженер, зайдя однажды в КБ, увидел такую доску у Сергея Ильича и приказал в свой кабинет тоже поставить.

– Опаздываешь, Сергей Ильич, – оглянувшись, сказал главный инженер с неудовольствием. – Давай, давай подключайся.

Сергей Ильич кинул свой полушубок сверху, отчего вся гора одежды покачнулась и медленно и бесшумно сползла на пол. Никто не обратил внимания.

– Вот так-то, товарищи, – главный технолог расстегнул пуговицу на пиджаке, сильно вздохнул и застегнул опять. – Это на сегодняшний день первоочередная задача. Как решить, пока не знаем.

Сергей Ильич подсел к столу, пристроил тубус и папку.

– Решать нужно оперативно и быстро, по-коммунистически, – внушительно изрёк моложавый человек в кителе.

Сергей Ильич видел его впервые и от мгновенно возникшей неприязни сказал:.

– Оперативно и быстро – это одно и то же.

Человек в кителе ему не понравился, да и лихорадка усиливалась, будь она неладна! Сергей Ильич чувствовал её вкрадчивое, неумолимое движение. Вот-вот заполнит всего Сергея Ильича, для мыслей, для дела не останется места.

– А вы что предлагаете, товарищ? – спросил человек в кителе довольно миролюбиво. – Тянуть и медлить?

– Тянуть и медлить – это одно и то же, – повторил Сергей Ильич, и кто-то из соседей ощутимо пнул его ногой под столом. От пинка начальник КБ немного покачнулся.

– Эээ… – протянул главный инженер, – ты, Сергей Ильич, того… к словам не цепляйся. Товарищ генерал за дело болеет, не просто так говорит.

– Генерал Гицко, – представился китель. – Вы опоздали, мы с вами и не познакомились!

– Новый начальник первого отдела, – продолжал главный инженер.

«Первый отдел» – так называлась спецчасть, отвечавшая за соблюдение секретности на всех объектах.

– Я так и подумал.

– Значит, железнодорожники отказываются доставлять форштевень и ахтерштевень, – громко продолжил главный инженер, косясь на Сергея Ильича. – Не проходят по габаритам. Какие будут предложения, товарищи инженеры и мастера? Что предпринять?

Все опять разом заговорили, застучали ладонями по полированному светлому столу, заваленному «синьками».

– Необходимо подключить партийное руководство железной дороги, – перекрывая остальные голоса, проговорил генерал Гицко внушительно. – И разъяснить железнодорожникам! Для коммунистов невыполнимых задач нет!

– Форштевень 30 тонн, кажется, – расстёгивая пиджак и вздыхая, проинформировал главный технолог. – Ахтерштевень… сколько?..

– Восемьдесят, – подсказали с другого конца стола.

– Вот-вот. Ни одна железнодорожная платформа такой груз не возьмёт. Да и полотно вряд ли выдержит.

– Так ведь строительство нового ледокола требует нового отношения к делу, – продолжал Гицко. – Нужно навалиться на трудности и устранить их начисто! Каждый коммунист должен понимать, на каком объекте он трудится!.. А всякие отказы есть саботаж.

Повисла пауза.

Главный инженер встал, протиснулся к окну и распахнул форточку. В жаркую комнату сразу повалил морозный пар.

– А ты что молчишь, Сергей Ильич?

– Я считаю, штевни нужно самим варить. Собирать по частям прямо здесь, у нас.